Спор о месте светских наук в образовании христианина упирался в вопрос о путях и средствах обучения. В период раннего средневековья формируются два полярных ответа на этот вопрос, которые просуществуют потом в веках, С первым ответом мы уже познакомились. Его можно сформулировать так: познание Бога достигается через познание сотворенного им мира, поступающее к человеку посредством данных ему чувств и проявляющее способности, знания и добродетели, скрытые в нем Господом. Образование пробуждает их. Первый ответ - это школьный вариант обучения. Второй же ответ отрицает возмож­ность познания Бога принятыми в этом, "дольнем", мире спосо­бами. Это то, что можно назвать "мистической педагогикой". Учащийся приходит к важнейшей для средневекового образова­ния цели - познанию Бога - не путем науки и веры, а путем веры и любви. И обучение, и воспитание достигаются через непосред­ственное общение с Богом, через Откровение. Снисходящая благодать рождает состояние боговдохновенности, кардинально перестраивающее человека. Второй ответ - это вне- и антишколь­ный вариант обучения, это вариант монашеской медитации и духовного отшельничества. В VI-VII вв. это течение было весьма распространено среди духовенства и представляло серьезную опасность для школьного варианта образования.

Ни первый, ни второй варианты обучения почти не встречались в чистом виде. Система воззрений любого средневекового мыслителя - точка на шкале между двумя полюсами.

Синтез христианских и античных принципов в преподава­нии привел к появлению определенной педагогической системы, могущей быть внедренной в новый раннесредневековый мир. Оставайся вопрос о готовности европейских стран принять эти начала, уже внедрившиеся постепенно через монастыри и епис­копские центры.

Государства остготов и вестготов, вандалов и бургундов, франков и англосаксов, лангобардов и болгар, славян и венгров - все они были тогда основаны заселившими их пространства племенами, имевшими сознание общества, состоявшего из пле­мен, родов, кланов и больших семей и из социальных статусов, коренящихся в происхождении, также как в богатстве, в общин­ной функции, так же как в половозрастном делении, в иерархии участия в родовых ритуалах, так же как в близости к вождю, и т. д.

Мифопоэтическая картина мира, пронизанного магией, при­сутствовала полностью и в семейном воспитании, и в професси­ональном обучении детей этих племен. Растущее неравенство, выделение дружинной знати, процессы распада родов и рожде­ния государств приводили к росту напряженности в этих так называемых варварских обществах. Попыткой снять ее и явилась евангелизация молодых кельтских, германских и других народов, т. е. обращение их в христианство. В большинстве случаев в этом обращении античное наследие южной Европы действовало в значительной степени внутри христианства и заодно с ним: перед лицом третьей силы, не знавшей античного язычества, не было нужды с ним бороться, наоборот, следовало привлекать его элементы для усиления собственного воздействия на тоже язы­ческую (хотя и по-другому) аудиторию, восприимчивую более к жанру эпических и легендарных повествований, чем к теологи­ческим трактатам и руководствам. Наставники-миссионеры ис­пытывали, конечно, и обратное влияние местных обычаев вос­питания, идеалов и ценностей.В этом культурно и лингвистиче­ски разнородном обществе постепенно формировалась некая сфера общеизвестных и общепонятных идей, идеалов, целей воспитания, представлений о содержании и методах обучения; складывались и средства общения между учителями и ученика­ми. На Востоке бывшей Империи победил и утвердился грече­ский язык. На Западе - "народная латынь" с искаженными и упрощенными по сравнению с классической латынью формами. Раннесредневековая латынь стала разговорным языком не толь­ко романских народов, но и образованных людей из галлов, германцев и других западноевропейских этносов. Письменность на латыни (и на греческом) "накрыла", как зонтиком, повсе­дневную языковую практику на местных языках, которые, одна­ко, в ряде мест продолжали сохраняться (даже имели собственные алфавитные системы) и на которых фиксировались местные тексты. Сложность и пестрота языковой ситуации привели впо­следствии, в эпоху развитого Средневековья, к распаду регионов латинского (и в меньшей степени - греческого) языкового гос­подства на этнонациональные территории с новыми языками, возникшими на основе латинского, но с учетом местной языко­вой базы. Сами же латынь и греческий остались языками "про­фессорскими", языками высокой учености и интеллектуальной игры.