Живало-бывало,—жил дед да с другой женой. У деда была дочка, и у бабы была дочка.

Все знают, как за мачехой жить: перевернешь­ся—бита и недовернешься—бита. А родная дочь что ни сделает—за все гладят по головке: умница.

Падчерица и скотину поила-кормила, дрова и во­ду в избу носила, печь топила, избу мела— еще до све­ту .Ничем старухе не угодишь—все не так, все худо.

Ветер хоть пошумит, да затихнет, а старая баба расходится—не скоро уймется. Вот мачеха и приду­мала падчерицу со свету сжить.

— Вези, вези ее, старик,—говорит мужу,—куда хочешь, чтобы мои глаза ее не видали! Вези ее в лес, на трескучий мороз.

Старик затужил, заплакал, однако делать нечего, бабы не переспоришь. Запряг лошадь:

— Садись, милая дочь, в сани.

Повез бездомную в лес, свалил в сугроб под большую ель и уехал.

Девушка сидит под елью, дрожит, озноб ее проби­рает. Вдруг слышит—невдалеке Морозко по елкам потрескивает, с елки на елку поскакивает, пощелкива­ет. Очутился на той ели, под которой девица сидит, и сверху ее спрашивает:

— Тепло ли тебе, девица?

— Тепло Морозу шко, тепло, батюшка. Морозко стал ниже спускаться, сильнее потрески­вает, пощелкивает:

—Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? Она чуть дух переводит:

— Тепло, Морозушко, тепло, батюшка. Морозко еще ниже спустился, пуще затрещал, сильнее защелкал:

— Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? Тепло ли тебе, лапушка?

Девица окостеневать стала, чуть-чуть языком шевелит:

— Ой, тепло, голубчик Морозушко!

Тут Морозко сжалился над девицей, окутал ее теплыми шубами, отогрел пуховыми одеялами.

А мачеха по ней уж поминки справляет, печет блины и кричит мужу:

— Ступай, старый хрыч, вези свою дочь хоро­нить!

Поехал старик в лес, доезжает до того места,—под большою елью сидит его дочь, веселая, румяная, в собольей шубе, вся в золоте, в серебре, и около—ко­роб с богатыми подарками.

Старик обрадовался, положил все добро в сани, посадил дочь, повез домой.

А дома старуха печет блины, а собачка под столом:

- Тяф, тяф! Старикову дочь в злате, в серебре везут а старухину замуж не берут.

Старуха бросит ей блин:

- Не так тявкаешь! Говори: «Старухину дочь идузк берут, а стариковой дочери косточки везут .» Собака съест блин и опять:

- Тяф, тяф! Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину замуж не берут.

Старуха блины ей кидала и била ее, собачка—все свое .

Вдруг заскрипели ворота, отворилась дверь, в избу идет падчерица—в злате-серебре, так и сияет. А за ней несут короб высокий, тяжелый. Старуха гляну­ла—и руки врозь .

- Запрягай, старый хрыч, другую лошадь! Вези, вези мою дочь в лес да посади на то же место .

Старик посадил старухину дочь в сани, повез ее в лес на то же место, вывалил в сугроб под высокой елью и уехал.

Старухина дочь сидит, зубами стучит.

А Морозко по лесу потрескивает, с елки на елку поскакивает, пощелкивает, на старухину дочь погля­дывает:

— Тепло ли тебе, девица? А она ему:

— Ой, студено! Не скрипи,

не трещи, Морозко . Морозко стал ниже спускаться, пуще потрески­вать, пощелкивать.

— Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?

— Ой, руки, ноги отмерзли! Уйди, Морозко . Еще ниже спустился Морозко, сильнее приударил, затрещал, защелкал:

— Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?

— Ой, совсем застудил! Сгинь, пропади, прокля­тый Морозко!

Рассердился Морозко да так хватил, что старухина дочь окостенела.

Чуть свет старуха посылает мужа:

— Запрягай скорее, старый хрыч, поезжай за Дочерью, привези ее в злате-серебре . Старик уехал. А собачка под столом:

— Тяф, тяф! Старикову дочь женихи возьмут, а старухиной дочери в мешке косточки везут .

Старуха кинула ей пирог:

— Не так тявкаешь! Скажи: «Старухину дочь в злате-серебре везут .»

А собачка—все свое:

— Тяф, тяф! Старухиной дочери в мешке косточки везут .

Заскрипели ворота, старуха кинулась встречать дочь. Рогожу отвернула, а дочь лежит в санях мертвая.

Заголосила старуха, да поздно.